Уленшпигель.

[chu4]

Я тут говорила чо начала читать Легенду об Уленшпигеле )
Есть некоторые вещи которые хотелось бы оставить на память. Запись будет дополняться )

Возвращаясь из Дюдзееле, Уленшпигель увидел, что на окраине Дамме у
самой заставы стоит Неле и ощипывает гроздь черного винограда.
Виноградинки, которые она уничтожала одну за другой, разумеется; были
приятны на вкус и освежали ей рот, но на лире ее не отражалось ни
малейшего удовольствия. Напротив, она, видимо, была не в духе и обрывала
ягодки в сердцах. Ей было так тяжело на душе, такое у нее было скорбное,
печальное и в то же время нежное выражение глаз, что в Уленшпигеле
заговорили жалость и сердечное влечение, - он подошел и поцеловал ее в
шейку.
Вместо ответа она закатила ему звонкую оплеуху.
- Это мне ничего не объясняет! - заметил Уленшпигель.
Она заплакала навзрыд.
- Неле, - сказал он, - разве теперь принято ставить фонтаны на
окраинах?
- Уйди! - сказала она.
- Как же я могу уйти от тебя, девочка, когда ты плачешь, не осушая
глаз?
- И вовсе я не девочка, и вовсе я не плачу! - отрезала Неле.
- Нет, нет, ты не плачешь, - у тебя вода льется из глаз.
- Уйдешь ты или нет? - спросила она.
- Не уйду, - отвечал он.
Она дрожащими руками теребила свой мокрый от слез передник.
- Неле, - снова обратился к ней Уленшпигель, - скоро распогодится?
Он смотрел на нее с доброй-доброй улыбкой.
- А тебе что? - спросила она.
- А то, что когда погода хорошая, то слезы не текут, - отвечал
Уленшпигель.
- Ступай к своей красавице в парчовом платье - ее и весели, - сказала
она.
Но Уленшпигель запел:

Если милая заплачет,
Сердце рвется у меня,
Смех ее подобен меду,
Слезы милой - жемчуга.
Как она мне дорога!
За ее здоровье выпить
Я лувенского хочу,
За ее здоровье выпить,
Если Неле улыбнется.

- Подлый ты человек! - сказала она. - Еще насмехаешься надо мной!
- Нет, Неле, - возразил Уленшпигель, - я человек, но не подлый: у
нашего почтенного рода - рода старшин - есть герб, и на нем, на поле цвета
bruinbier'а, изображены три серебряные кружки. А скажи, пожалуйста, Неле,
неужто во Фландрии кто сеет поцелуи, тот пожинает затрещины?
- Я с тобой не разговариваю, - объявила Неле.
- Не разговариваешь, а сама раскрываешь рот и говоришь.
- Это потому, что я на тебя зла, - призналась Неле.
Уленшпигель слегка толкнул ее локтем в бок и сказал:
- Поцелуй злючку - невзлюбит, дай тычка - приголубит. А ну, девчурка, я
ж тебе дал тычка - приголубь меня!
Неле обернулась. Он раскрыл объятия - все еще плача, она кинулась к
нему на шею и сказала:
- Ты больше не пойдешь туда, Тиль?
Но он ничего ей не ответил - ему было не до того; он сжимал ее дрожащие
пальчики и осушал губами крупные капли горючих слез, ливнем хлынувших у
нее из глаз.


- Тебе грустно? - спрашивала она.
- Да, - отвечал он.
- Отчего? - допытывалась она.
- Сам не знаю, - отвечал он. - Но только эти яблони и вишни в цвету,
душный воздух, как перед грозой, маргаритки, розовеющие в лугах,
белый-белый боярышник, которым окружен наш сад... Да нет, разве поймешь,
откуда это томление, почему мне хочется не то умереть, не то уснуть? Когда
я слышу, как поутру на ветвях гомозятся птички, когда я вижу, что
прилетели ласточки, сердце у меня готово выпрыгнуть из груди. Меня тянет
взлететь выше солнца и месяца. Меня бросает то в жар, то в холод. Ах,
Неле, как бы я хотел унестись прочь от земли! Или нет: я хотел бы отдать
не одну, а тысячу жизней ради той, которая меня полюбит...
А Неле молча смотрела на Уленшпигеля и вся сияла от счастья

- Сын мой, никогда не лишай свободы ни человека, ни животное - свобода
есть величайшее из всех земных благ. Предоставь каждому греться на солнце,
когда ему холодно, и сидеть в тени, когда ему жарко. И пусть господь бог
судит его святейшее величество за то, что он сперва заковал в цепи
свободную веру во Фландрии, а потом засадил в клетку рабства доблестный
Гент.