You know what the issue is with this world? Everyone wants some magical solution for their problem and everyone refuses to believe in magic (с)
Полковник лежал и улыбался - бледный, самодовольный, веселый.
- Это верно, что мне пулю вынули? - шепотом спросил он.
- Вынули! - дотрагиваясь пальцем до пульса Саранцева, ответил Володя. -
Вынули, и еще как славненько!
- Ливер в целости?
- В целости ваш ливер. Только разговаривать вам - боже сохрани! Теперь
спокойствие, и быть вам здоровым человеком...
Полковник скрипнул зубами, челюсти его крепко сжались, неправдоподобно
голубые и все-таки ястребиные глаза смотрели вдаль, сквозь стены.
- А нога-то все едино мешать будет! - сердито сказал он. - Все равно
рубль двадцать! То-оже, медицина!
Улыбаясь глазами, молча смотрел Устименко на Саранцева. Вот это и есть
жизнь! Что ж, пусть ворчит на беспомощную, неумелую еще, жалкую хирургию,
пусть живет и ворчит полковник Саранцев, отдавший все, что мог, в том бою,
когда выволокли его из подорванного, умершего танка. Пусть только живет.
Он - инженер, хромая нога почти не помеха в деле, которому он служит, -
будет жить, работать и ворчать...
И припотевшая челка, которой отдали его живым, забудет об этом. Он
расскажет ей про "ливер", и они посмеются, и никогда не придет ей в
голову, что ее Саранцев был бы мертв из-за какого-то там "ливера". Вот
ногу не починили - это срам!
Юрий Герман. Дорогой мой человек
- Это верно, что мне пулю вынули? - шепотом спросил он.
- Вынули! - дотрагиваясь пальцем до пульса Саранцева, ответил Володя. -
Вынули, и еще как славненько!
- Ливер в целости?
- В целости ваш ливер. Только разговаривать вам - боже сохрани! Теперь
спокойствие, и быть вам здоровым человеком...
Полковник скрипнул зубами, челюсти его крепко сжались, неправдоподобно
голубые и все-таки ястребиные глаза смотрели вдаль, сквозь стены.
- А нога-то все едино мешать будет! - сердито сказал он. - Все равно
рубль двадцать! То-оже, медицина!
Улыбаясь глазами, молча смотрел Устименко на Саранцева. Вот это и есть
жизнь! Что ж, пусть ворчит на беспомощную, неумелую еще, жалкую хирургию,
пусть живет и ворчит полковник Саранцев, отдавший все, что мог, в том бою,
когда выволокли его из подорванного, умершего танка. Пусть только живет.
Он - инженер, хромая нога почти не помеха в деле, которому он служит, -
будет жить, работать и ворчать...
И припотевшая челка, которой отдали его живым, забудет об этом. Он
расскажет ей про "ливер", и они посмеются, и никогда не придет ей в
голову, что ее Саранцев был бы мертв из-за какого-то там "ливера". Вот
ногу не починили - это срам!
Юрий Герман. Дорогой мой человек